Роман Виктора Сергеева «Унтовое войско» посвящен исторической теме. Скачай книги для мобильника бесплатно. Бесплатный книгообмен в Улан-Удэ - наша группа в соцсети ВКонтакте. Унтовое войско читать онлайн. Роман Виктора Сергеева Унтовое войско посвящен исторической теме. Автор показывает, как в середине XIX века.
Унтовое войско (fb. По казачьим порубежным улусам поползли зловещие слухи о том, что у шаманки Зэльши- Хатун, бежавшей с иркутской стороны от притеснения зайсанов, всю весну возле юрты, на стогу сена, куковала кукушка. Ее кинули туда, закрыв космами глаза, а рог накрепко прижали к земле и закопали. Вместе с ней закопали все, что нашли в ее юрте, — бубен с заржавевшими колокольчиками, высушенную черную жабу и медную с прозеленью чашку, в которой хранились крупные белые зерна — не иначе семена какого- то колдовского растения. Ранней весной, когда голые ветки осин, берез и боярки давали еще мало тени, из могилы шаманки выползло невиданное здесь растение — петров крест.
Оглавление: Виктор Александрович Сергеев Унтовое войско * Глава первая Глава вторая Глава третья Глава четвертая Глава пятая Глава шестая Глава седьмая Глава восьмая Глава. Да, и бурятское и эвенкийское казачество он называет войском», с чем нельзя. Годом ранее, в 1990 г., вышла статья Е.Голубева «Унтовое войско» об .
Неуклюжий, корявый стебель его весь оплелся бледными жирными чешуйками. Из- под крючковатой макушки, среди обветошавшей в логу осоки, выглядывала однобокая кисть красновато- розовых цветков. Летом петров крест кинул семена — белые крупные зерна — и вскоре корявый его стебель усох. И никто не знал, что под сырым и теплым кочкарником потянулись во все стороны тонкие отростки- щупальца. Отростки те, извиваясь, ползли клубком скользких змей. К зиме вытянулись они в толстый змеиный ствол.
Автор трех романов «Красный день» (1969), «Луна за облаком» (1973), « Унтовое войско » (1976). Первые два романа посвящены изображению жизни.
Роман Виктора Сергеева Унтовое войско посвящен исторической теме. Автор показывает, как в середине XIX века происходит дальнейшее усиление влияния России на Дальнем.
Автор трех романов «Красный день» (1969), «Луна за облаком» (1973), «Унтовое войско» (1976). Первые два романа посвящены изображению жизни . Унтовое войско читать онлайн. Роман Виктора Сергеева Унтовое войско посвящен исторической теме. Автор показывает, как в середине XIX века . Роман Виктора Сергеева «Унтовое войско» посвящен исторической теме. Комментарии к книге 'Унтовое войско'. Комментарий не найдено.
А ствол тот напрочно въелся в корень лиственницы, росшей на угорье. Каждую весну по раннему теплу, пока в лесу не было густых теней, выгребался из- под лиственно- хвойной подушки неуклюжий, корявый стебель петрова креста — заново рожденный — и опять оплетался от верха и до низа бледными жирными чешуйками, и будто с ехидцей глядели на усохшую осоку его красновато- розовые цветки. Ночью, пятная границу, на лед Чикоя спустился по отлогому берегу лыжник в белой монгольской шубе.
Разноголосица пурги, снеговые колкие свей подталкивали его в спину. Лыжник долго и чутко слушал метельную песню. Затем, пригнувшись, заспешил широким и легким ходом к зарослям тальника, обогнул остров Дархан. Снег сыпал и сыпал с низкого неоглядного неба.
Где- то за поземкой, за снеговыми валунами залились лаем собаки. Лыжник угадал, что там срубы караула Шарагольской станицы, и выскочил на равнину. Здесь студено дохнул на него хиус- ветер.
Лыжник задыхался, хватал губами снеговинки, поглядывал на сопки. Успокоился он только в глухом лесном урочище, где Чикой круто забирал на север.
Он прислонился к полузанесенной снегом лиственке. На заселенном обрывками серых туч небе ни одной звезды. Под лыжами стыли молчащие сугробы, а под сугробами — клубок скользких змей и ствол змеиный. По отбеленному, вылизанному ночной вьюгой насту там и сям пробиты конями тропки И все — к юрте пятидесятника Цонголова полка Джигмита Ранжурова. У него сегодня празднуют рождение сына. Когда солнце коснулось северо- западного угла юрты, посаженая мать новорожденного взяла лытку от задней ноги барана.
На коврике у печи стояла деревянная люлька, возле нее сидел, поджав ноги, мальчик. Посаженая мать, весело поглядывая на гостей, вынула из ножен кинжал. Подняла над люлькой лытку и кинжал. В юрте все затихли, замерли. Слышно было, как за стеной треснуло от мороза дерево.— Кого положить в люльку?
Ребенка, — прошептал мальчик, тараща глаза. Кого положить в люльку: ребенка или кинжал? Вверх или вниз головой?— Вверх, — ответил мальчик уверенно и радостно, потянувшись к лытке. Теперь, по обычаю, лытка принадлежала ему, он схватил ее и стал жадно обгладывать мясо. Новорожденного запеленали ремнями и уложили в люльку.
Посаженая мать состригла у него с головы клочок волос, ей подали мешочек, она положила в него волосы, а мешочек повесила на стенку люльки. Это был первый мешочек на люльке, и каждый мог убедиться, что новорожденный — первенец в семье пятидесятника Джигмита Ранжурова. Гости подняли чашки с тарасуном, побрызгали по сторонам. Мелкие кусочки мяса бросили в огонь: надо задобрить духов. Все выпили и приступили к еде. Джигмит, уже немолодой казак, с набрякшими веками, коренастый, с широким и строгим лицом, с трудом скрывал радость.
Его жена Цырегма полулежала на лавке под стеганым одеялом из верблюжьей шерсти. На впалых щеках ее проступал легкий румянец. Она не спускала глаз с люльки. На хойморе сидели вплотную с хозяином его отец — высокий, сухой и костлявый старик Ранжур, не выпускавший изо рта костяной трубки, и монгольский гость в шелковой куртке, с закатанными по локоть рукавами, с зоркими раскосыми глазами. Берестяным черпаком разлили по чашкам тарасун. Ранжур увидел, что мальчик, сидящий у люльки, обглодал мясо с лытки барана. Старик дал посаженой матери знак, и та положила лытку в люльку, пробормотав, что этот ребенок, когда станет взрослым, будет иметь много скота.
Нарекли новорожденного Цыремпилом. Женщины и дети покинули юрту.
Ранжур представил казакам монгольского гостя в шелковой куртке: — Бадарша, сын моего умершего брата Согона. Ночью запятнал границу. Джигмит не поднял глаз, будто не слышал. Послушаем. Бадарша, приложив руки к груди, поклонился.— Новостей много, — выдохнул он.
Убивает все живое за сто ли.— Цэ- цэ! В воротах — два каменных бурхана держат в руках по оседланному коню. В ограде — колокол на столбах, бубен, величиной с юрту. Посреди кумирницы сидит будда. Кругом — занавеси из шелков.
На голове у будды — венец, лицо разрисовано узорами, одет он в камку да атлас темнокрасного цвета, а глаза его сверкают драгоценными каменьями. Казаки качали головами, дивились. Бадарша продолжал говорить: — Ургинские амбани получили из Кяхты оповещение о том, что вы, казаки, попали в немилость к русскому царю. Приехала из Петербурга ясачная комиссия. Комиссия ездила в Верхнеудинск к атаману городового полка. Была и у хоринского главного тайши.— А что это за комиссия? У Цыцикова тело легкое, поджарое.
Глаза любит прищуривать — не то высматривает что- то, не то подсмеивается над кем- то. Обмундировка на нем подогнана, как у кадровика- пятидесятника. Под ремень палец не затолкаешь. Красив был бы казак, если бы несколько, крупных оспин на щеках и на лбу не портили его лицо. Похожи они, эти оспинные пятна, на зарубцевавшиеся раны, и, когда Цыциков сердился, эти оспины старили его. Его уже дважды по приговору родового схода секли лозами за угон скота с монгольской стороны.
Но Очирка всегда беспечен, всегда весел. Ему все нипочем — ни лозы родовичей, ни зверь Олгой- хорхой.— Комиссия? Чиновники петербургские надумали лишить всех нас казачьего звания и перевести в ясачные. Маньчжурский подданный, отхлебнув тарасуна, пригладил усы и ласково, с едва уловимым укором проговорил: — Сами вы, казаки, в ноги кланялись комиссии, слезно просили отчислить с пограничной службы. Сами вы эту службу испытали.
Тягостна и разорительна жизнь на границе.— Ты- то не служил.— А знаю.— И верно — тягостна.— Жалованья от казны нет. Тунгусам хоть платят по шесть рублей.— А коня строевого купи.— Саблю, карабин, пику, седло. Душно, жарко.— Записывайтесь в ясачные, — посоветовал Бадарша. Жена его что ни год приносила по ребенку.
На люльку уж некуда вешать мешочки с волосами новорожденных. И, как на грех, родились девки. А на них ведь сенокосного надела не выделят.— А и верно! Обтрепался, обносился я. Конь отощал: холка да ребра. У них же скот не уводи, нельзя. А мы сколько терпеть можем?
Дети мои голодны, вовсе они раздеты, почуют всю зиму в хлеву вместе с ягнятами, выйти им не в чем — ни шубы, ни унтов нет.— Да и не один Пурбо живет в превеликой нужде, — проговорил десятник Санжи Чагдуров, степенный, неторопливый и обычно молчаливый. А сотник да пятидесятники за службу спрашивают, грезятся плетьми. Особо ты, Джигмит.— Я порядок требую. А караулы наши по угорьям неусторожливы и некараулисты, — по- русски сказал десятник.
Вот Бадарша запятнал границу, а мы и не видели. За то, поди, с нас взыщется. За ленивость и слепоту нашу.— Он мой гость, его не трогайте.— А мы чего? Пускай себе сидит. Ранжур выбил трубку, сунул ее за кожаный пояс, велел всем помолчать.— Обидно за вас, казаки, — глухо начал он. Напомнил, что ездили выборщики от бурят. Просили они на себя ясачный платеж, да кто они такие?
Да все из рода цаганов.— И что?— А то, что этот род у казаков наших в опале. Очирка полюбопытствовал: — За что в опале- то?
За какие грехи?— Охотник из рода цаганов предал бурят при облавной охоте. Пошел к тунгусам и сказал. Тунгусы ночью напали, всех побили. Бадарша поморщился: — Это давно случилось. Кто помнит?— Один бурят может скоро забыть, народ не забудет. Один бурят много помнить не в силах, а народ помнит все.
Вот ты, Бадарша, помнишь ясачных послов, а позабыл о высоком царском после. Проехал он, где в тарантасе, где верхом по всей китайской линии, осмотрел укрепления и посты. А мы, выборщики от Ашебагатского, Цонголова, Атаганова и Сортолова полков, били челом высокому послу, прослышав о том ясаке. И мы сказали ему, что бурятские и тунгусские казаки в смятении, что они не хотят и слышать о ясаке. Чтобы их снова называли ясачными? Мы сказали великому послу: «В прежние времена наши родичи были храбрыми звероловами, а теперь много лет верно служат России и остаются храбрыми казаками».
Мы считаем себя выше ясачных! Так было и есть. Бадарша крутил тонкий ус, вполуха слушая казаков. Не обучены, не вооружены, раздеты- разуты — какие из них казаки? Куда им тягаться с манджурцами?»Джигмит пил тарасун мелкими глотками. Голова от мыслей отяжелела.
Кем теперь стал этот Бадарша? По бурятским улусам гостит, все чего- то высматривает, вынюхивает.
Переводчики пограничного управления видели его в Урге. Скот у казаков угоняют, без лошадей вовсе оставили. Сколько раз погоня по свежему следу выходила на границу. Он, пятидесятник, вызывал свистками маньчжурских стражников, те приезжали, смотрели, цокали языками, сочувствовали.
В Троицкосавское пограничное управление скакал посыльный с бумагой. Полусонные столоначальники и писари бегали по канцелярии от секретаря к советнику, а то и к самому комиссару. От маньчжурских властей один ответ: грабители со скотом не найдены, очень, очень сожалеем, приносим глубокие извинения. Опьяневший Ранжур уснул, храпел с присвистом. Цырегма с ребенком ночевала у посаженой матери. Джигмит зажег смоляную лучину.
Неяркий дрожащий свет заплясал по очагу, по стенам, по сундукам. В северном углу, за Бадаршой, притаились тени.